Мой брат играет на кларнете (сборник рассказов) - Страница 76

– Дирекция у себя?

Дирдом сразу же запил рыбий жир стаканом сладкого морса.

Прямо с порога Наливин обрушился на худенького Виктора Макаровича, накрыл его собой.

– Фотографа бы сюда! Фотографа!.. – сладким голосом воскликнул Дирдом.

Потом Наливин стал обнимать меня, потом Дирдома.

Когда с объятиями было покончено, я заметил, что мы, мужчины, остались одни: Маргарита Васильевна незаметно ушла.

– Десятилетия промчались, как миг, – разводил руками Наливин. – И вот сегодня меня вернули в невозвратную пору детства. Только уже вот такого… – Он опять окинул себя критическим взглядом, как бы опережая в этом смысле Виктора Макаровича. – Поверьте, учитель, это не на почве переедания, а от неправильного обмена веществ! За болезнь ведь не судят…

– Победителей вообще судить не положено, – сказал Виктор Макарович. – Я счастлив, что ты – знаменитый и заслуженно заслуженный!

– Но это и вами заслужено! – ответил Наливин. – Ведь это вы у меня обнаружили… – Он погладил себя по горлу. – Если б не вы!.. Вы первый услышали мою увертюру. Мою прелюдию… А сейчас уже опускается занавес.

– Ты сошел с ума! – весело воскликнул Виктор Макарович. – Карузо тоже был полным! А Джилли?

– Врачи советуют перейти на концерты. А может быть, на педагогическую работу.

– И у тебя тоже… врачи?

– Что день грядущий мне готовит? – пропел Наливин.

Дирдом зааплодировал.

– Ну, голос твой абсолютно здоров! – обрадовался Виктор Макарович.

– Увы… Извечный конфликт между формой и содержанием. Хотя у вас никакого конфликта не происходит: вы – в образцовой форме. – Он с добродушной завистью оглядел худенького Виктора Макаровича. – Общение с ними не дает вам стареть! – Наливин ткнул пальцем в мою сторону. – А мне бы сейчас петь басом! Или, в крайнем случае, баритоном… – Оглядев себя, он вновь зажурчал: – Вас, учитель, сегодня не хватало на сцене! – Дирдом стал усиленно копаться в бумагах. – Кстати, где наша бестрепетная Маргарита Васильевна? – Наливин оглядел кабинет.

– Она не виновата, – твердо сказал я. Виктор Макарович опять удержал меня за руку.

– Я всегда восхищался, учитель, что вы столько лет… среди этого бушующего океана! – Наливин указал на меня. – Я бы и дня не выдержал.

– Как же ты собираешься переходить на педагогическую работу?

– Буду учить вокалу. Только вокалу… А ваше призвание – весь их мир! – Наливин опять ткнул в меня пухлым пальцем.

Дирдом совсем зарылся в бумаги. «Есть люди, которые воспринимают чужой успех, как большое личное горе!» – как-то сказала мама. Не знаю, был ли Дирдом таким человеком, но авторитет и успехи Виктора Макаровича его раздражали. Я давно уж заметил.

– И вдруг сегодня вы покинули пост, – продолжал Наливин. – Почему?

– Ноги, Женечка… Все тот же неправильный обмен, который производит время, – здоровья на нездоровье. И мне тоже придется поискать новое место в жизни.

– Оно только здесь, в этом Доме! – уверенно заявил Наливин. – Среди них! – В который уж раз он ткнул в меня пальцем. – Без вас Дом культуры утратит первое слово в своем имени: он перестанет быть домом. По крайней мере, для них!

Тут я захлопал.

– Маргарита Васильевна по образованию дирижер. И педагог по призванию, – четко проговорил Виктор Макарович. – Я в какой-то степени преграждал ей путь… Теперь она быстро найдет с ними общий язык! – Он тоже указал на меня.

Я напоминал самому себе экспонат, который принесли на урок или на лекцию.

– У нее есть этот талант, – уверенно закончил Виктор Макарович.

– А у меня нет! – признался Наливин. – Но она не будет играть с ними в чехарду, показывать фокусы… Помните, как я через вас перепрыгивал?

6

Часа через полтора мы с Виктором Макаровичем, как всегда не торопясь, возвращались домой.

Мои родители не сочли возможным разлучить нас в такой вечер и ушли после концерта с Димулей и Мандолиной.

– Мы хотели, чтобы все осталось, как прежде, – объяснял я по дороге Виктору Макаровичу. – Чтобы вы остались главным дирижером – сидящим или стоящим… Мы только этого и хотели!

– Во-первых, есть средства, которые могут убить благородную цель… – медленно произнес Виктор Макарович. – Это ты запомни на всю свою жизнь. Чтобы когда-нибудь тебе не сказали, что «благими намерениями дорога в ад вымощена». А во-вторых… – он так понизил голос, что я еле расслышал: – Во-вторых, я любил Маргариту Васильевну.

– Ее?! – Я остановился от неожиданности. – Наверно, давным-давно? Когда вы еще молодым были?

– Неважно, когда это было. Важно, что было.

– И прошло?

– Прошло – не значит кануло, Мишенька. Это во-первых. А во-вторых… Что-то я сегодня все раскладываю по полочкам? Видимо, потому, что ты задаешь слишком много вопросов.

– Почему же вы на ней не женились?

– Это сделали до меня.

– А она… вас?..

– Она любила со мной работать. И, если говорить словами Дирдома, не думала о своем собственном творческом лице. Теперь наконец… Это в какой-то степени было моим долгом.

– Может быть, вы уходите из-за этого?!

– Из-за «неправильного обмена»… Но нет худа без добра, как говорят. Пойми: она была в моей жизни целой эпохой. Ты скажешь: прошлой эпохой. Но прошлое и забытое – разные вещи. Вообще помнить всегда лучше, чем забывать, Мишенька. Плохое иногда еще можно вычеркнуть. Но хорошее… – Он помолчал, потер ногу. – Тот, кто не помнит вчерашнего, тот и сегодняшнее забудет… А на самом деле, позавчера и послезавтра в жизни неразделимы!

Виктор Макарович заметно устал. Но, мне показалось, не оттого, что у него были больные ноги, а от своих мыслей.