Мой брат играет на кларнете (сборник рассказов) - Страница 93

Иван сказал:

– Здравствуйте!

Тогда они все сразу отвлеклись от своих занятий. Мама с отцом переглянулись. А Людмила не удивилась. Как будто знала, что Иван должен прийти… Она никогда не удивляется.

– Заходи, – сказала она. Потом обратилась к маме, отцу и ко мне: – Познакомьтесь: это Иван.

– Леня ждет своего друга. Он думал, что ты – это он, поэтому так разбежался, – пояснила она Ивану.

Иван растерялся. И я решил тут же ему помочь.

– Заходи, Иван, заходи! – сказал я еще более громко, чем всегда разговаривал дома. – Мы тебя ждали!..

Накануне я никак не мог произнести это самое «ты», и вдруг оно как-то легко и просто слетело у меня с языка.

– Вы знакомы? – спросила мама.

– Да, мы знакомы, – ответил я. Людмила и этому не удивилась. – Я разыскал Ивана и пригласил…

– Прекрасная инициатива! – воскликнул отец. Он ничего ведь не знал о ссоре, и Людмила должна была улыбнуться Ивану:

– Я рада, что вы познакомились.

Что бы стоило ей сказать: «Я рада, что ты пришел!»

Отец выключил радиолу. Мама бросила мой будущий свитер и побежала в соседнюю комнату. А через минуту она вернулась оттуда причесанная и даже губы чуть-чуть подкрасила.

– Мы с Иваном встретились и подружились! – объяснил я всем членам нашей семьи. – Это и есть мой новый товарищ.

– Все точно, – сказал Иван.

И тут я заметил, что в руках у него гвоздики и коробка конфет. Он и сам от волнения забыл о них. Я решил разгрузить Ивана:

– Давай это все!

– Ты уверен, что это тебе? – спросила меня Людмила.

– Нет, тебе! – сказал я уверенно.

– А может быть, маме?

– Наверно, обеим. Иван, это обеим? Скажи, не стесняйся!

Я старался его ободрить: ведь он же был моим гостем.

– Давно вы на «ты»? – спросила Людмила.

Она не могла чертить или читать свои лекции, как делает, если чем-нибудь недовольна. Но обращалась все время ко мне: она не любит встречаться глазами с тем, на кого сердита.

– Это даже хорошо, что вы явились так неожиданно, – сказала мама. – С хозяйки нет спроса! У скромного ужина есть оправдание!..

– Да, прошу вас за стол, – пригласил отец.

– Садись, Иван, – поддержал я отца. – Чувствуй себя как дома!

– Тогда я сниму пиджак! – сказал Иван так громко, словно знал законы нашей семьи.

На буфете у нас стоят фарфоровые фигурки. Их расставила бабушка, которая умерла года три назад. Людмиле фигурки не нравятся, но она их не трогает: это считается памятью о маминой маме.

А в тот вечер мама сама вдруг взяла фарфоровые фигурки и унесла в соседнюю комнату. Она все время оглядывала наши стены и вещи, то и дело что-нибудь вытирала. Она, когда нервничает, всегда водит тряпкой по мебели, ищет пыль, которой там нет. Мама не подготовилась к встрече гостя, мнение которого было для нее, оказывается, так важно. Но не мог же я рассказать обо всем заранее! «Не твое это дело! Ты этого не поймешь!» – сказала бы мне Людмила.

Все волновались. Отец снова и снова включал радиолу и каждый раз спрашивал:

– Не мешает?

– Ну что вы! – отвечал Иван.

Тогда отец выключал… Да и сам Иван, я уверен, снял пиджак просто для храбрости.

Людмила помогала маме на кухне. Когда они внесли в комнату тарелки с сыром, ветчиной и салатом, мы, все трое мужчин, сидели уже за столом.

Людмила взяла пиджак Ивана и, отряхнув рукав, перевесила на свободный стул.

С этой минуты всем стало легко.

Отец достал графин, в котором плавали желтые корки.

Я поймал мамин взгляд. «Надеюсь, ты пить не будешь», – молча сказала она отцу. А он ответил ей вслух:

– Врач разрешил… в исключительных случаях…

– Но сегодня ничего исключительного не происходит, – сказала Людмила.

Иван взял графин и налил в рюмки всем, кроме отца. Мне тоже… Но я боялся, что Людмила какой-нибудь одной фразой все сразу испортит, и поэтому пить не стал.

– За мир и дружбу! – сказал Иван.

– Между народами? – спросила Людмила.

– В том числе и между народами.

Людмила улыбнулась и выпила. Мы с Иваном переглянулись.

Чтоб моя полная рюмка не мозолила всем глаза, Иван незаметно и ее, как говорят, осушил.

Мы долго еще сидели. Отец опять заводил свои огромные пластинки. А Иван терпеливо их слушал. Может быть, он даже получал удовольствие. Потом Людмила переоделась и пошла провожать его.

Когда они стояли в коридоре возле двери, я с радостью сказал сам себе: «Все-таки он чуть-чуть выше сестры. А еще ведь надо учесть ее каблуки!»

– Иван и Людмила! – сказал вдруг отец.

«Иван и Людмила… Руслам и Людмила… Отец за весь вечер ни разу не цитировал песни и арии, – подумал я. – Ни единого раза! И ни разу не назвал меня гордо мерзавцем. Почему? Наверно, стеснялся Ивана. Дорожит его мнением?.. Значит, Иван понравился?»

Но ведь взрослые не торопятся высказывать вслух то, что думают друг о друге. И всегда боятся перехвалить. Обругать они не боятся, а вот прежде чем похвалить, будут долго присматриваться, приглядываться. Даже если все сразу ясно!

– Это хорошо, что ты устроил такой спектакль, – унося на кухню тарелки, сказала мама.

– И как ты это придумал? – воскликнул отец. – Умный, мерзавец! Изобретательный!..

Опять они обо мне!

8

Прошло два с половиной месяца.

Иван теперь бывал у нас очень часто. И дом наш как-то повеселел. На окна и двери мама повесила новые портьеры, которые много лет лежали в шкафу. На столе теперь всегда была яркая скатерть, которую раньше мама стелила только по праздникам.

Вкуснее всего мама кормила нас теперь по вечерам: Иван иногда ужинал вместе с нами.

Однажды дядя Леня с нижнего этажа остановил меня на лестнице и спросил: