Мой брат играет на кларнете (сборник рассказов) - Страница 81

К оглавлению

– Это срочно?

– Да! – сказал я.

Он взглянул на меня с удивлением, но даже не спросил, кто я такой.

– Давайте!

Он распахнул дверь, которая была напротив его кабинета.

– В чем дело?

– Речь идет о художественном руководителе ансамбля, – сказала мама.

– Этот вопрос решен положительно.

– В том-то и дело, что нет!

– Как нет? Единица утверждена.

– Но персональное назначение… неверное, – продолжала мама. – Утвержден не Виктор Макарович, а другой человек.

– Ну, в такие детали я вникать не могу…

Тут произошло неожиданное: папа повысил голос.

– Нет, вы прекрасно знаете, что любой проект, любая машина состоят из деталей. И вы постоянно вникаете… Но и художественное произведение, и человеческая жизнь – все, все состоит из деталей!

– Директор Дома сообщил мне вчера, что Виктор Макарович сам решил отдохнуть. Что ему врачи запретили…

– Дебет с кредитом явно не сходятся! Он обманул вас, – сказала мама.

Отец передвинул письменный прибор на столе:

– Тот же самый директор Дома сказал, что Виктор Макарович – уже «пройденный этап». Это ваше любимое выражение. Но человек не может быть пройденным этапом! – Отец решительно вернул письменный прибор на прежнее место. – И вообще я должен сказать… Что значит «пройденный этап»? Наша с вами жизнь покоится на «пройденных этапах». Как на фундаменте! Не надо быть строителем, чтобы знать, что без фундамента здание рухнет.

Недавно я слышал что-то очень похожее. Но Виктор Макарович говорил о книге, а отец о фундаменте. Потому что был инженером.

Лукьянов папу не узнавал.

– А я держал вас за чересчур деликатного человека. Это мне нравится!

Отца многие считают чересчур деликатным.

«Ты немного недопонимаешь», – говорит мне папа в тех случаях, когда я вообще ничего не понимаю. Например, когда он помогает мне решать математические задачки. «Вот видишь, как у тебя все получилось!» – говорит он. А на самом деле все получилось не у меня, а у него. «Это не совсем так», – говорит папа, когда что-нибудь совсем уж не так.

Он умеет подсказать, вроде бы не подсказывая. Так бывает и с моими задачками, и со звонками Лукьянова.

– Вот видите, как вы отлично придумали! – говорит он Лукьянову по телефону.

– Это же ты придумал, – возражает мама, когда папа вешает трубку.

– Он и без меня все это знал.

– Знал бы, так не звонил!..

И возражает папа людям так, что, кажется, он просто дополняет их собственные мысли.

А тут он почти кричал. И на кого? На Лукьянова!..

– Разве можно не ценить людей, которые уже сыграли свою роль, выполнили, так сказать, свою функцию? – продолжал папа. – Так, простите, и мать с отцом недолго вычеркнуть из памяти. Они ведь тоже выполнили свои функции: родили нас, подняли на ноги. Оглянуться назад – вовсе не значит отступить! – Лукьянов продолжал не узнавать его. – А Виктор Макарович мог бы еще долгие годы исполнять свою роль. Назвать его «пройденным этапом»?!

– Это не я назвал, а директор Дома культуры.

Лукьянов оправдывался перед отцом.

– Виктора Макаровича я давно знаю, – сказал он, – очень давно! Я пел у него в хоре.

– Вы… пели? – переспросила мама.

– Недолго. Певцом я не стал. Так что практически это не имело значения.

– Это не могло не иметь значения, – сказал папа. – Не надо делать вид, что мы появились на свет такими же, какие мы с вами сейчас. Все имело значение! Мы часто слышим: «Никто не забыт и ничто не забыто!» Разве это должно относиться только к военным подвигам? По-моему, ко всему доброму, что делают люди… Я это давно вам хотел сказать.

– Вот и сказали, – ответил Лукьянов.

– Но как же, если вы пели… можно было не позвонить Виктору Макаровичу? Не проверить?.. – спросил отец.

– Вы знаете, какие сейчас напряженные дни! – ответил Лукьянов. – У меня на календаре… там, в кабинете, записано: «Позвонить Караваеву». Хотел узнать о здоровье. В таком вот плане. Потому что директор Дома меня заверил… – Лукьянов зашагал по комнате. – Давно я не видел Виктора Макаровича. Должно быть, лет двадцать. В Дом культуры хожу главным образом на собрания. Времени нет. К сожалению… – Лукьянов остановился. – А он-то что же не мог о себе напомнить?

– Неудобно, наверно… напоминать, – сказала мама.

– У меня тоже одна голова! И в ней иногда не хватает места…

– Сердце в этом смысле гораздо вместительней, – уверенно сказал папа.

– Да, понимаю. – Лукьянов сел за стол, на котором стояли целых три телефона. Он уже не был таким напряженным, стремительным. И хотя в кабинете у него шло совещание, он как будто не торопился. – Нехорошо получилось…

– Дирдом во всем виноват! – сказал я.

– Кто?

– Директор…

– Дирдом? – Лукьянов громко захохотал. – Это мне нравится! Очень подходит… Я думаю, еще не поздно переиграть!

Лукьянов нажал на кнопку. Вошла секретарша, и он сказал, чтобы она соединила его с Дирдомом.

Я думал, что Лукьянов будет кричать на Дирдома, стучать по столу. Но он не кричал.

Не поздоровавшись, он тихо и четко произнес:

– Вы ввели меня в заблуждение. Виктор Макарович мог остаться! – Дирдом что-то ответил. – Консилиум? – Дирдом опять что-то сказал. – Сейчас у меня нет времени. Потом я вникну во все детали. А пока отмените приказ… То есть как поздно?

Дирдом что-то объяснял. Ничего больше не сказав ему, Лукьянов повесил трубку.

– В сегодняшней вечерней газете будет заметка: «Из театра – в самодеятельность. Заслуженный артист приходит к детям!» Или что-то в этом роде, – сообщил он. И взглянул на часы. – Уже пять… Газета печатается.