– Нарисуй его собственный портрет, – посоветовал я дочери. – И может быть, он успокоится.
– Красивые лица для художника неинтересны, – ответила Оля. – А внутренней красоты я в Антохине не заметила.
Боря изучал расписание занятий в художественной школе. И иногда перехватывал нашу дочь по дороге домой.
– Евдокия Савельевна просила тебя сегодня быть на встрече с ее бывшим учеником. Потому что он в детстве тоже считался художником. Эстафета увлечений! Ты понимаешь?
Так он обеспечивал Олину «явку».
– Он следит за мной! – с возмущением говорила Оленька. – Если полкласса не явится мыть окна, это ничего. Но если я не приду, он назавтра обязательно скажет: «Ты слишком заметна, чтобы отсутствовать. Все удивлялись!» А удивлялись, я уверена, только он да Люси с Евдокией.
Несколько раз, когда Оля заболевала, Боря Антохин приходил к нам домой.
– Если бы я была девятиклассницей, я бы в него влюбилась, – сказала Надюша, виновато взглянув в мою сторону.
Но я был спокоен, поскольку знал, что обратной дороги в детство не существует.
– Как можно любить вычислительную машину?! – протестуя, ответила Оленька. – Вы слышали, зачем он пришел? Чтобы высчитать, успею ли я подняться ко дню перевыборного собрания!
Боря Антохин действительно объяснил нашей дочери, что растяжение сухожилия – болезнь неопасная и что Оля, прихрамывая, вполне может добраться до школы.
Он тоже воспитывал нашу Оленьку на примере бывших учеников Евдокии Савельевны. А чаще всего на примере ее любимейшего ученика Мити Калягина.
Митя был самой большой гордостью классной руководительницы.
– Он оправдал мои ожидания. Прекрасный человек! Теперь самосвал водит… Я уверена, что он всегда примчится на помощь, если она нам понадобится!
– Никогда нас не катали на груженом самосвале! – все-таки пошутила со своей третьей парты Оленька.
«Безумная Евдокия» шуток не понимала. Она сказала, что когда-нибудь Оленька осознает «кощунственность своего заявления».
– Митя Калягин – ее святыня, – сказала Оле Надюша. – А когда речь идет о святынях… Еще раз очень прошу тебя: не рифмуй!
Митей «безумная Евдокия» гордилась не зря… В первые дни фашистской оккупации он, больной, с высокой температурой, сумел доставить своему дяде-врачу в рабочий поселок, что был в тридцати километрах от города, лекарства и хирургические инструменты. Его дядя – невропатолог, никогда не делавший операций, извлек пули и вылечил двух наших солдат, которых скрывал у себя в подвале. Митя тогда проявил не только смелость, но и находчивость: из многих дорог, которые вели к дому дяди, он выбрал самую короткую и ту, на которой его не подстерегала встреча с врагами.
Если кто-нибудь из учеников 9-го «Б» отпрашивался с урока, ссылаясь на головную боль, Евдокия Савельевна говорила:
– Вспомните, что перенес Митя Калягин! А ведь он был шестиклассником. То есть на три года моложе вас!
То же самое она говорила и если кто-нибудь залеживался дома из-за простуды или ангины. Однажды она сравнила Олин бронхит с трудностями, перенесенными Митей Калягиным, и мне на память пришел дряхлый анекдот:
«От чего умер ваш сосед?» – «От гриппа!» – «Ну, это не страшно!»
Когда «безумная Евдокия» решила устроить поход девятых классов по местам, связанным с боевой деятельностью Мити Калягина, Боря сразу предупредил Оленьку:
– Не вздумай принести справку! Этому походу придается большое значение.
– Кем придается?
– Всеми.
Два девятых класса должны были порознь искать тот «самый короткий путь» к дому дяди-врача, который десятки лет назад обнаружил Митя Калягин. Если бы дорогу отыскали оба девятых, победителем считался бы тот класс, который первым сообразил. «Безумная Евдокия» обожала устраивать состязания!
Накануне похода девятиклассники встретились с Митей Калягиным.
Оленька успела набросать в блокноте Митин портрет.
– Он лысый? – удивился я.
– Хлипкий и лысый… Евдокия Савельевна объяснила, что это результат военного детства. И деликатный! Никак не ассоциируется с самосвалом, на котором приехал. Одним словом, он мне понравился.
О своем подвиге Митя Калягин рассказывал как-то не всерьез, словно и тогда, в сорок втором году, это была военная игра, а не настоящая война и были не настоящие раненые, которых они с дядей спасли.
– Дядя писал в записке, что надо бы поскорее. А у меня температура тридцать девять и пять. Комедия! – вспоминал Митя.
Записка у Мити сохранилась. Евдокия Савельевна попросила показать ее всему классу.
Торопясь к дяде, Митя вскочил на ходу в кузов грузовика: маленький был, никто не заметил.
– Кашлять было нельзя… А у меня воспаление легких. Комедия! – продолжал Митя.
И выскочил он тоже на ходу, возле станции.
– Чуть было не попал под машину. Которая сзади шла… Вот была бы комедия!
Он, как и Надя, умел подтрунивать над собой. Я знал, что на это способны лишь хорошие, умные люди.
Выскочив возле станции, Митя начал искать самый короткий путь.
Лекарства и инструменты были зашиты в стареньком ватнике.
– Ватник, к сожалению, не сохранился, – сообщила Евдокия Савельевна.
Девятый класс, который первым Митиной дорогой добрался бы до домика дяди-невропатолога, должен был получить, как сказал Митя, «приятный сюрприз».
– Ну зачем ты, Митя? Зачем? – кокетливо застеснялась вдруг «безумная Евдокия». Кокетничала она очень громоздко и неуклюже.
Девятые классы дошли в субботу до той станции, до которой Митя Калягин добрался когда-то на попутной машине. Расположились на ночлег.