Мой брат играет на кларнете (сборник рассказов) - Страница 59

Иногда после родительских собраний Евдокия Савельевна упрямо пыталась познакомить меня с моей собственной дочерью. «Лицом к лицу – лица не увидать!» – процитировала она в одной из таких бесед. «Есенин имел в виду временные расстояния», – отпарировал я.

На всех бывших учеников у Евдокии Савельевны была заведена картотека. Как в читальнях и библиотеках на книги… В карточках, помимо адресов, телефонов и библиографических сведений, было отмечено, когда проведена встреча с бывшим учеником и сколько ребят присутствовало.

– Их отрывает от дела. Нас отрывает, – вздыхала Оля. – Ну если бы сутки были в два раза длиннее! Тогда бы уж пусть.

– Ты абсолютно права, – соглашалась Надя. – Но будь снисходительной. У нее нет семьи, ей некуда торопиться.

Надюша жалела «безумную Евдокию», но еще больше опасалась за Оленьку.

– Не надо конфликтов, – просила она.

Этот страх преследовал нас обоих со дня рождения дочери: а вдруг с ней что-то случится?

В семье, состоящей из трех человек, всегда кто-нибудь оказывается в меньшинстве: либо мужчина, либо женщина. У нас в меньшинстве были мы с Надей: центром семьи и ее лицом стала дочь. Она заслужила это право. И мы были счастливы.

Когда-то, очень давно, я посылал свои фантастические рассказы в редакции толстых и тонких журналов. Мне присылали ответы на гладкой плотной бумаге с названием журнала вверху. Выразив уважение в начале и в самом конце письма, в середине мне объясняли, что мои литературные опусы лишены самобытности. Похожесть была моей главной бедой. Учись я у Евдокии Савельевны, она бы меня обожала!

А Оля даже посуду мыла каким-то своим способом: бесшумно и быстро.

– Не остри по поводу этих встреч с бывшими учениками, – просила Надюша. – И ничего не рифмуй. Я прошу тебя.

– Нет, я хочу понять, – отвечала Оля, – почему все мы должны тратить время и силы на то, что доставляет радость одной Евдокии. Эти люди ей дороги? Пусть и встречается. Но ведь так можно устраивать вечера в честь любого из жильцов нашего дома. Каждый кому-нибудь дорог. Разве я не права?

– Ты права… Но все-таки, пожалуйста, не рифмуй.

– Я рифмую бездарно. Евдокия Савельевна должна радоваться таким рифмам!

– И все-таки я прошу тебя…

От бывших учеников «безумная Евдокия» требовала, чтобы они подробно рассказывали о своих «трудовых буднях»: бухгалтер – про бухгалтерию, начальник ЖЭКа – про ЖЭК, шеф-повар – про кухню.

– Как это было интересно! Как поучительно! – восторгалась Евдокия Савельевна.

И ученики, которых она своим громким голосом как-то тихо сумела прибрать к рукам, послушно вторили, что им было действительно интересно.

А Оля молчала… Потому что в час встречи нынешних с бывшими она десятый раз перерисовывала какого-нибудь «Старика с телеграммой в руке» или мучилась от того, что фигура собаки получилась статичной, а собачий взгляд не выражает собачьей верности и ума.

Евдокия Савельевна обожала выставки и вернисажи. Но, устраивая экскурсию в музей, она на первое место по значению ставила все же слово «экскурсия».

Увидев как-то по телевидению Олины рисунки и скульптуры, завуч предложила организовать в школе показ этих работ. Поинтересовалась мнением классной руководительницы… Но оказалось, во-первых, что у «безумной Евдокии» нет телевизора. А во-вторых, она предпочла устроить выставку произведений всех, кто умел держать в руках кисточку и карандаш. У Оли она взяла два рисунка, чтобы было не больше, чем у других.

В 9-м «Б» замыслили разыграть на английском языке сцены из шекспировской «Двенадцатой ночи». «Безумная Евдокия» преподавала историю, но тем не менее стала режиссером спектакля. И хотя было известно, что Оленька владеет английским лучше всех в классе, ей довелось произнести на сцене всего несколько фраз. Главные роли исполняли любимые Евдокией посредственности.

– Она нам все время напоминала, что нет маленьких ролей, а есть маленькие актеры, – рассказывала потом Оленька. – Подавляла нас опытом Станиславского!

– Но он вряд ли имел в виду, что маленькие актеры должны исполнять большие роли, – сказала Надюша.

– С маленькими спокойнее, – объяснила нам Оля. – И вообще, они ей гораздо ближе. Привыкните к этому. И смиритесь.

– Увы, нелегко придется нашей талантливой дочери в мире людей обыкновенных, – сказал я Надюше.

– Мы с тобой тоже обыкновенные, – ответила она. – Но разве мы страшимся талантов?

Классная руководительница и в самом деле руководила умами и поступками учеников 9-го «Б». И вслед за ней они не желали замечать того, что было для них непривычным. Яркое не радовало, а ослепляло их.

Как бы надев защитные очки, они сквозь них и смотрели на нашу Оленьку.

В один миг я вспомнил все это, глядя на шляпу «безумной Евдокии», которая скрывала ее лицо.

Что же там произошло, в этом походе? Как еще унизили там нашу девочку? Почему не выдержала она? И где же она теперь?

За моей спиной была Надя… с ее больным сердцем.

«Оленька исчезла вчера вечером. Если она вот-вот не появится, – думал я, – невозможно представить себе, что будет с нами! Невозможно себе представить».

– Говорят, что самые опасные недруги – это бывшие друзья, – сказала нам Оля. – Я убедилась, что это так. Помолчала и добавила:

– О ком я говорю, спроси. И я отвечу: о Люси!

Люсю Катунину она называла на французский манер: Люси. «Как в доме Ростовых! – пояснила Оленька. – Или Болконских».

Люся упорно предрекала нашей дочери судьбу Леонардо да Винчи.

Несмотря на сопротивление Оленьки, она таскала за ней огромную папку с рисунками, даже готовила краски и мыла кисточки. Какая женщина устоит перед таким обожанием? Оленька стала дружить с Люси. Хотя времени на дружбу у нее было мало.