Мой брат играет на кларнете (сборник рассказов) - Страница 4


К оглавлению

4

Лева усмехнулся: кажется, он не верил, что может стать сюрпризом для наших десятиклассниц.

– В принципе они совершенно правы, – сказал Лева. – На балу и должны быть танцы… Это вполне естественно.

Я не обратила внимания на Левины слова, потому что он часто говорит просто так, чтобы не обидеть молчанием, а сам думает о чем-то совсем другом, о чем-то своем… «Весь в себе!» – говорит о нем мама. Может быть, он мыслит в эти минуты музыкальными образами. Так было, наверно, и в этот раз.

Почему он вдруг стал заступаться за танцы?

Но самое ужасное было еще впереди!

Зал у нас в школе на пятом этаже. Мы с Левой медленно поднимались по лестнице. А навстречу нам, сверху, на высоких каблуках сбегали старшеклассницы – как-то бочком, бочком, как всегда сбегают по лестнице.

Перед вечерами и балами в школе всегда начинается девчачья беготня сверху вниз: кого-то ждут, кого-то высматривают… Десятиклассницы чуть не сшибали нас с ног.

Лева задумался. «Углубляется в музыкальные образы!» – решила я. И была очень рада: мне хотелось, чтоб в этот вечер он играл так замечательно, как никогда!

Один раз Лева поднял на меня глаза.

– Не отвлекайся! Не отвлекайся! – сказала я. И вдруг он спрашивает:

– Самые пожилые учителя, как правило, работают в старших классах?

Леве иногда приходят в голову весьма неожиданные мысли.

– Да, – отвечаю я. – А что?

– А старшеклассники учатся чаще всего на самом верхнем этаже?

– У нас на пятом. И что из этого?

– Странно как-то… Непродуманно получается: старые люди по десять раз в день должны подниматься наверх без лифта.

Нашел о чем думать перед ответственным выступлением! Представляете?

Да, иногда моему Леве приходят в голову самые неожиданные мысли. Вот, помню, однажды мы ехали с ним в троллейбусе. Троллейбус набит битком. Останавливается возле университета, студенты рвутся к дверям, опаздывают, как обычно. Один парень в очках спрашивает у Левы:

– Выходите или нет?

А тот поворачивается, улыбается и говорит:

– Вы здесь учитесь? Интересно, на каком факультете?

Водитель уже двери-гармошки распахнул, все лезут к выходу, а он: «На каком факультете?»

Представляете?

Лева, конечно, со странностями. Но, может быть, так и надо? Все великие люди были немножечко не в себе.

На пятом этаже нас встретил Роберт-организатор. Вниз он, конечно, не мог спуститься! Это было бы для него унизительно. Роберт даже не поздоровался, не познакомился с Левой: он не любит терять время по пустякам. И сразу заговорил в своей обычной манере, опуская глаголы:

– Инструмент с вами? Аккомпаниаторша тут, давно…

– Проверяет рояль! – вмешался какой-то старшеклассник. – Три клавиши западают. Всего три! Сколько там еще остается?! А она так вздыхает, словно нет ни одной целой. Это же школьный рояль: на нем все классы, от первого до десятого, что-нибудь одним пальцем выстукивают. Надо понимать: специфика местных условий…

– Теперь все прекрасно, – сказал Роберт. – Первое отделение в порядке. За кулисы!

Лева побрел за кулисы.

– Ты – в зал! – скомандовал Роберт.

Я пошла в зал.

Свободных мест уже почти не было. Только в предпоследнем ряду.

Я села, а на стул слева от меня должен был сесть Лева после своего триумфа на сцене. Я положила на это место платок.

– Разрешите высморкаться!

Сзади загоготали. Я обернулась и увидела старшеклассника Рудика – известного на всю школу балбеса, который паясничал даже на похоронах.

Такие есть в каждой школе. И всегда они садятся в последний ряд. Рудик развалился и упер ноги в спинку моего стула. Теперь я поняла, почему мое место оказалось свободным: никто не хотел сидеть впереди Рудика. Мне в этот вечер чертовски везло!

И все-таки самое ужасное было еще впереди. Роберт-организатор объявил со сцены, что первое отделение будет очень серьезным.

– Вот хорошо, посмеемся! – воскликнул Рудик. Сперва какой-то участник драматического кружка стал читать Лермонтова:


Выхожу один я на дорогу…

– Самостоятельной жизни! – крикнул Рудик.

Его приятели загоготали.

Потом какая-то участница хореографического кружка исполняла «Индийский танец».

– Не счесть алмазов в каменных пещерах… Опера «Садко», песнь индийского гостя! – крикнул Рудик.

Все стали оборачиваться, шикать на Рудика. Это его вполне устраивало: он был в центре внимания.

Своим «острым практическим умом» я сразу сообразила, что, если во время Левиного выступления Рудик будет молчать, это произведет на всех огромное впечатление. Все решат, что даже Рудика сразил Левин кларнет.

Но как это сделать?

Я тут же изменила план действий. Теперь я уже не должна была показывать, что Лева – мой брат. Я должна была это скрывать! Хотя бы на время…

Я знала, что в первом отделении будет всего три номера. Когда танец подходил к концу, я обернулась к Рудику и сказала:

– Сейчас будет выступать очень талантливый музыкант. Будущий лауреат! Из Московской консерватории…

– Чихали мы на таких! – ответил мне Рудик.

– Чихать опасно! – сказала я. – Музыкант этот страшно нервный. Недавно во время его выступления один в зале чихнул, так он прекратил играть… И потребовал, чтобы чихающий вышел из зала.

– Вот хорошо, мне как раз надо выйти… Я еле сижу!

– Он не просто потребует выйти. Он еще осрамит на весь зал! Очень нервный. Потому что талантливый. Не советую связываться.

– Будет пиликать классику? – спросил Рудик.

– Конечно!

– «Спи, моя радость, усни!..» – пожелал Рудик самому себе.

И прямо-таки разлегся, по-прежнему уперев ноги в спинку моего стула.

4