Как-то противно всех подозревать! Но все-таки… Я должен провести подробнейшее расследование! Так, так, так… Значит, надо проверить всех.
Кроме Наташи… Может, Миронова? Допустим, она завидует Наташе. Нет, ерунда. Исключается! Она завидует только тем, кого учителя ценят больше, чем ее. А больше, чем ее, они никого не ценят! Значит, методом исключения, который иногда применяется при расследованиях… Опять пойду старым путем.
Говорят, «старый друг стоит новых двух». Может, это относится не только к друзьям? О, как мудры народные поговорки!
Итак, я добрался до Глеба… Он опять запинается на каждом втором слове. А больше молчит. Но дело не в этом. Не поэтому он вызывает у меня наибольшие подозрения. Так, так, так… А почему? Во-первых, он единственный из нас всех был раньше знаком с Племянником. Улика номер один! А во-вторых и в-третьих… Мои наблюдения, о которых никто не знает! Те две догадки… В них ключ! Я уверен… Но я должен во всем сомневаться. Так, так, так…
Надо все доказать! Доказать! Доказать!..»
Я обернулся. Все тихо сидели на ящиках. И ждали… А Миронова задремала. У нее был железный характер! Я всех обвел взглядом и остановился на Глебе.
«Настала пора допроса! Поведу его осторожно, чтобы предполагаемый виновник ни о чем не догадался. И чтобы не обидеть его раньше времени подозрением.
Прежде всего соблюдение законности! Об этом часто пишут. Я не должен ее нарушать. Должен во всем сомневаться, пока не будет доказано… И никакого насилия! Никакой грубости! Так, так, так…»
– Глеб, не хочется ли тебе подойти ко мне? Если тебе не хочется, не подходи. Я тебя не принуждаю. Я сам могу подойти. Но если ты хочешь…
– А что же… – сразу откликнулся Глеб. – Я пожалуйста…
Он не договаривал фразы. Но это не было уликой; он и раньше не дотягивал их до конца. Да, это и прежде было его яркой особенностью.
Однако острая наблюдательность подсказала мне, что он слишком уж быстро откликнулся, словно ждал, что я к нему обращусь. И слишком уж стремительно подбежал, будто боялся, что я спрошу его о чем-нибудь громко и услышат все остальные.
– Что? А?.. – сказал он совсем шепотом, словно предлагая и мне вести разговор так, чтоб о нем знали только мы двое.
Моя острая наблюдательность стала еще острее, будто ее только что наточили.
– Хочешь знать, как я догадался насчет скелета? Очень просто: когда ты перевернул «мемориальную крышку» и прочитал, что именно здесь была написана вся повесть от начала и до конца, догадка сразу озарила меня: не только подвал, но и скелет был нужен твоему дедушке для вдохновения! Чтобы нагонять на себя страх… Я бросился в темноту, чтобы проверить свою догадку. Бирка и планка ее подтвердили. Но это не все…
– А что же еще?
– Глеб, если тебе не трудно, переверни снова крышку стола и прочти, пожалуйста, еще раз, что там написано, – сказал я с плохо скрываемой вежливостью.
Мне хотелось, чтобы Наташа видела, как умно и тонко я веду дело, как с каждой минутой все больше оттачивается моя наблюдательность. Но нельзя было сделать так, чтоб Наташа слышала наш разговор, а все остальные не слышали.
А если бы услышали все остальные, у них бы раньше времени возникли подозрения против Глеба. «Если же он не виновен? – рассуждал я. – Если мои предположения – всего только предположения? Нет, законность прежде всего!» И продолжал вести расследование шепотом:
– Там, при всех, не надо переворачивать крышку. Принеси стол сюда, если тебе не трудно. Здесь переверни и тихо мне прочитай. А то у меня что-то рябит в глазах. Наверное, от окружающего нас мрака! Помоги мне, Глеб, если можешь.
– Я, конечно, переверну. Мне не трудно…
Он подтащил стол к ящику, сидя на котором я анализировал события. Перевернул крышку и прочитал:
– Здесь в течение одного года трех месяцев и семи дней была написана повесть «Тайна старой дачи».
«Так, так, так… – сказал я себе. – Он прочитал так же, как в первый раз. Значит, это уже не случайность».
– Глеб, почему же ты пропустил одно слово? – прошептал я. – Объясни, пожалуйста, если тебе не трудно. Подумай хорошенько, не торопись.
– Я?.. Слово?.. Какое?
– Всего только одно. Но очень существенное! – Я взял «мемориальную крышку» в руки. – Написано так: Здесь в течение одного года трех месяцев и семи дней была придумана и написана повесть «Тайна старой дачи». А ты слово «придумана» пропустил. Почему? Соберись с мыслями… Не торопись.
– Я не заметил… Не обратил…
– Оба раза? Одно и то же слово? Согласись, дорогой, странное совпадение!
– Не обратил…
– Два раза?
– Два…
– А может быть, целых три?
– Нет… Только два…
– Прости, дорогой, тебе изменяет память. Первый раз ты не заметил это слово еще там, в городе. Когда говорил мне, что все было на самом деле: вся история с Дачником. А оказывается, Гл. Бородаев ее придумал. Зачем же ты мне сказал, что Дачник здесь действительно жил и пропал в новогоднюю ночь? Не тот, придуманный твоим дедушкой, а какой-то настоящий, живой, так сказать, человек? Взял и исчез… Зачем ты это сказал? И Племянника подучил сказать то же самое? Подумай хорошенько, не торопись.
Глеб не торопился. Он молчал.
– Так, так, так… – сказал я уже с плохо скрываемой угрозой.
– Хорошо… Я тебе… всю правду…
– Вот именно: правду, одну только правду! Ничего, кроме правды!
– Иначе бы ты сюда… А так тебе сразу стало… И другие поехали…
– Подведем некоторые итоги, – сказал я. – Значит, ты очень хотел, чтобы мы сюда приехали. И чтоб заинтересовать нас, сказал, будто все произошло здесь, на этой даче, в самом деле, а не было придумано дедушкой.